Представьте себе узкие улочки Иерусалима начала XIII века: рыцари‑храмовники в белых плащах с красным крестом сопровождают паломников к Гробу Господню. Перенеситесь затем в лондонскую кофейню 1717 года, где за столиком, затянутым табачным дымом, несколько уважаемых ремесленников и учёных подписывают устав первой Великой ложи. Между этими двумя мирами — четыреста лет, но человеческое воображение давно уже проложило между ними мост из тайн, символов и надежд. Часто этот мост рисуют как древнюю потайную галерею, по которой тамплиерские рыцари будто бы передали свои реликвии и секреты будущим масонам; исторические источники такой галереи не показывают. Зато они показывают кое‑что, на мой взгляд, более ценное: оба движения, каждое на своём витке истории, учились превращать воинственный пафос в службу высоким идеалам.
Когда в 1312 году папская булла официально закрыла Орден Храма, начались легенды о беглых рыцарях и потерянных сокровищах. Эти рассказы бродили по ярмаркам, хроникам и семейным преданиям, пока в Европе не расцвела мода на романтическое Средневековье. И именно здесь масонство оказалось гостеприимным домом для благородных образов ушедшей эпохи. На собраниях в ложах уже звучали речи о свободе совести, братстве и самосовершенствовании; когда к этому добавились рыцарские сюжеты, получилось впечатляющее театральное действо, которое вдохновляло участников не мечом, а нравственным усилием строить духовный храм внутри самого себя.
Нынешние историки уверенно говорят: документальной цепочки от Жака де Моле к лондонским масонам нет. Но масоны и не претендуют на прямое наследование штандартов и казны; они с уважением позаимствовали язык рыцарских символов, чтобы подчеркнуть важную мысль: настоящий строитель храмов — это человек, который блюдёт честь, сострадание и мудрость. Потому на церемониях Йоркского устава мы видим кресты и мечи — не как атрибуты власти, а как напоминание, что добродетель требует мужества, а вера в идеалы сильнее любой брони.
Некоторые критики порой сетуют, что подобная «театральность» масонских ритуалов — всего лишь красивая ширма. Но быть ширмой может любая символика, если за ней пустота; в масонстве же за ритуалом стоит вековая практика благотворительности, просветительские проекты, дискуссии о науке и морали. Легенда о тамплиерах здесь играет роль вдохновляющего пролога: она приглашает участника задуматься о том, как древние поиски Святой земли перекликаются с сегодняшними поисками внутреннего Царства разума и совести.
Популярная культура, от романистов XIX века до голливудских сценаристов, любит приправлять этот сюжет тайнами и заговорами. Масонам это иногда приносит хлопоты: миф о всесильной «крипто‑иерархии» затеняет реальные достижения братства, будь то поддержка просвещения в эпоху цензуры или строительство больниц и школ на личные взносы членов. Но в масонстве привыкли смотреть на такие мифы с ироничным спокойствием: если символика цепляет воображение, значит, она жива. А у каждого человека остаётся выбор — воспользоваться мифом как поводом углубиться в историю и философию или довольствоваться остросюжетной обложкой.
Поэтому, когда мы снова слышим вопрос «правда ли, что тамплиеры стали масонами?», стоит улыбнуться и ответить: исторически — нет, духовно — каждому решать самому. Масонство уважительно хранит память о рыцарском идеале, но строит свои храмы не из наследства Ордена, а из камней разума, милосердия и свободы, которые доступны любому ищущему. И, пожалуй, именно благодаря такой открытости к символам и идеям масонские ложи почти три века остаются местом, где древние легенды помогают современному человеку становиться лучше день ото дня.
